Всем женщинам должен [сборник] - Владимир Колычев

Он не знал, что происходит во дворе дома, но команду на штурм все-таки дал. Возможно, поторопился, но телефон не просто звонил, он выворачивал Юру наизнанку.

— Марш!

Спецназовцы дружно пошли на приступ. Старлей вибрировал от внутреннего напряжения, с восторгом глядя, как черные фигуры перемахивают через высокий забор. Омоновцы шли проторенной дорожкой, но что, если Каур их уже ждет?..

Каур открыл кейс, сунул руку и достал упаковку с этикетками. От страха Бакса тряхнуло.

— Что это? — Каур смотрел на Цента. Тот отвечал за возврат денег.

Но Баксу от этого не легче.

— Да нет, там деньги должны быть! — Цент и Бакс растерянно переглянулись. Бакс мотнул головой. Саквояж из машины вытаскивал Цент, с него пусть и спрашивают.

— Деньги? — Каур перевернул саквояж и вытряхнул его содержимое. На пол просыпались пачки с этикетками. — Это деньги?!

Пустой саквояж полетел в Цента. Тот поймал его, опустился на корточки и стал складывать пачки с этикетками обратно в саквояж.

— Мы все вернем! — растерянно бормотал он под убийственным взглядом своего босса.

— Я все понял… — пробормотал Бакс.

— Что ты понял? — Каур вонзил в него колючий взгляд.

— Понял, почему менты мимо проехали…

Бакс задумался. Да, менты, которые шли за ними от Междуреченска, не свернули на Горчинку, а поехали дальше… Но как они узнали, что в саквояже не деньги, а этикетки?..

— Менты?! — встрепенулся Каур.

Но было уже поздно. В дом ворвались омоновцы, и он стал первым, кого сбили с ног. Досталось и Баксу: на этот раз ему помяли левое ухо.

Плошников шел, а у него отнимались ноги. Каур и его бандиты лежали вниз лицом, а на полу стоял саквояж, возле которого валялись упаковки с огуречными этикетками.

— А где деньги? — Он обессиленно опустился на пол перед раскрытым саквояжем, заглянул внутрь. Все те же этикетки. — Проклятые огурцы!..

В кармане снова зазвонил телефон. Юра вялым движением взял трубку и тихо, едва слышно произнес:

— Да, товарищ подполковник…

И в это время захохотал Каур. От обиды на глазах у Плошникова выступили слезы. Никогда он еще не чувствовал себя таким униженным и оскорбленным, как сейчас.

Глава 5

Анжела раскочегарилась не на шутку, ее агрегат выдал все сто пятьдесят киловатт, и Жоржу понадобилось время, чтобы отойти от остаточного напряжения. И это время он провел с удовольствием, в объятиях любимой женщины. Ему не хотелось подниматься, но природа требовала, а справлять нужду в постели он не мог.

Он отстранил от себя Анжелу, стал подниматься.

— Не пущу! — Она клещами вцепилась в него.

— Я сейчас.

— А если уйдешь?

— Куда?

— Сядешь в машину и уедешь.

Она всхлипнула. Жорж уложил ее на спину, с приятным удивлением посмотрел в глаза.

— Ты что, плачешь?

— Еще чуть-чуть и расплачусь… — Она отвернулась, чтобы он не видел ее слез.

— Никуда я не уеду.

— Правда? — Анжела впилась в него полным надежды взглядом.

— Яша такой слабый, — усмехнулся он. — Ему нужна двойная защита.

— Слабый, — кивнула она. — Но умный.

— Да?

— Это он мне посоветовал здесь клуб открыть.

— Очень ценный совет.

— Я взяла кредит, арендовала здание, оборудовала залы…

— А клиентов нет?

— Откуда им здесь взяться? — вздохнула она.

— Твой Яша — просто гений! — саркастически засмеялся он.

— Так и я не лучше… Как теперь кредит отдавать?

— Безвыходных положений не бывает, — серьезно сказал Жорж. — В таких случаях главное — все хорошо продумать.

Он поднялся, пошел к двери.

— Ты куда? — донеслось вслед.

— Думать.

Вскрытые банки одна за другой перелетали через забор, поблескивая стеклянными боками в лунном свете. Перелетали, падали на взрыхленную землю, бились друг о дружку. Зина не щадила сил. Раз уж Зойка собрала все свежие огурцы, пусть и маринованными подавится. Ей не жалко.

Она швырнула последнюю банку, провела рукой по мокрому дну тележки. Пусто, больше ничего нет. Надо возвращаться в сарай, загружаться. Но, взяв с полки очередную банку, она поняла, что сил у нее больше нет.

Появился Гена.

— Ты еще долго с ума будешь сходить? — спросил он. — Ехать пора… Или ты передумала?

— Я передумала?! Ну нет!

Зина оправила платье, заперла сарай, проверила, закрыта ли дверь дома. Вещи в машине, все закрыто, можно уезжать.

Машина уже стояла за воротами. Зина села, перекрестилась.

— Посидим на дорожку? — спросил Гена.

— В дорожке посидим! — мотнула она головой.

— И то верно.

Машина выехала на дорогу и покатила по ночному поселку. Зина мечтательно улыбнулась. Впереди ее ждала новая жизнь. А страха не было. Деньги не могли вернуться сами по себе, это судьба давала им второй и последний шанс. А если благоволит сама судьба, то ничего страшного произойти не может.

Самуил ответил только утром. Каур сморщился, услышав его голос.

— Где деньги? — коротко, но зло спросил он.

— Как это где? Я звонил курьеру, он отдал тебе саквояж с деньгами.

— Он отдал саквояж с этикетками!

— Да нет…

— Да!.. Ты гробницу построил?

— Гробницу?!

— Да, для своей мумии!..

— Так, погодите!.. Жора снова все перепутал…

— Этикетки у меня есть, будем делать из тебя мумию. Специалиста я пришлю.

— Я же говорю, не надо гнать лошадей!.. Промашка вышла!.. — не на шутку разволновался Самуил. — Надо найти Жору… А еще лучше съездить в Низинку, это рядом с вами. Сорок девятый дом, спросить Геннадия Васильевича…

Связь оборвалась, в трубке послышались короткие гудки. Каур снова набрал номер, но абонент не отвечал. Свою угрозу он исполнить не мог. Не было у него возможности найти Самуила, зато до Низинки рукой подать.

Последний шанс дается только раз. Упустишь его — и все, дальше только последнее мгновение.

— А если нет там никакого Геннадия Васильевича? — с кислым видом спросил Бакс.

— Не каркай! — зевнул Цент.

— Да как-то слишком просто все для последнего шанса, — вздохнул Бакс. — Если бы Низинка где-то на краю света находилась, а тут рукой подать… Слишком просто все… Вдруг облом?

— Еще что-нибудь спроси.

— Спрошу… Вот скажи, какого ляда мы это дерьмо с собой везем?

Бакс просунул руку между креслами, нащупал саквояж с этикетками, поставил его к себе на колени, открыл дверь.

Но, прежде чем выкинуть саквояж, он открыл его. Вдруг там деньги? Но увидел только этикетки.

— Вот на фига нам это?

Бакс закрыл саквояж и выбросил его из машины. Краем глаза он видел, как сумка ударилась в придорожный столб с дополнительной железобетонной подпоркой.

— Зачем? — запоздало возмутился Цент.

— Сразу надо было выбросить! Тогда бы не облажались!

Цент думал долго, но сообразил верно.

— Ну да, надо было сразу выбросить, — кивнул он.

— Теперь не перепутаем. А Геннадию этому, хрен, Васильевичу возвращать не надо. Мертвым деньги не нужны. И этикетки тоже…

— А как же банка огурцов в последний путь? — усмехнулся Цент.

— В последний путь и без этикетки хорошо…

— А саквояж?

— Саквояж с деньгами мы заберем.

— Ты не понял. Саквояж хороший. Кожаный. Наклейки — черт с ними, а саквояж пригодится.

— Ага, нас в последний путь собирать!.. — усмехнулся Бакс. — В тебе силищи — вагон к моей тележке. Тебе что пустой саквояж, что полный. Перепутаешь, будет нам…

— Не каркай!

Бакс скрестил на груди руки, закрыл глаза и заерзал на сиденье, устраиваясь поудобней. Но задремать не успел — машина въехала в Низинку.

Сорок девятый дом они нашли быстро. Цент сунул руку за калитку, нащупал щеколду, сдвинул ее. Из будки, звеня цепью, выскочила дворняга. Она гавкнула раз-другой и замолкла. Цент шел на нее со страшным лицом, и это до жути напугало собаку. Поджав хвост, она попятилась обратно в будку.

Цент поднялся на крыльцо, а Бакс зашел в калитку. И снова собака выскочила из будки, на этот раз бросаясь на Бакса. Он оскалился, зарычал, резко топнул. Но пес почему-то не испугался и цапнул-таки его за руку. Хорошо, Бакс был в куртке, и зубы всего лишь порвали рукав.

— Вот зараза!

Цент с размаха ударил дворнягу ногой, и она, с куском джинсовой ткани в зубах, кувырком полетела в кусты. Бакс прошел в глубь двора.

Дверь в дом была закрыта, сарай заперт. Цент остался во дворе, а Бакс вышел в огород. А там красота — теплицы стройными рядами, огуречные грядки. Нетрудно было понять, зачем Геннадию Васильевичу понадобились этикетки.

На соседнем участке, за невысоким штакетником, Бакс увидел немолодую худосочную женщину со следами былой красоты на высохшем лице. Она стояла посреди огорода и, обхватив голову руками, покачивалась из стороны в сторону. То ли с большого бодуна баба, то ли несчастье у нее.